Cамая сильная боль в моей жизни

И почему я человек без родины

Я до сих пор отчетливо помню тот момент: мой окровавленный отец стоит на коленях и беспомощно ищет наощупь осколки линз своих разбитых очков на полу. Мы с сестрой с ужасом через слезы наблюдаем, как капельки крови капают с его лица на коврик у входной двери. Мне его ужасно жаль, он просит нас помочь, но я ничего не смогу сделать, потому что, если я за него вступлюсь, я буду следующим. В тот раз мать перешла все границы и пробила ему голову утюгом.

Мой отец ни разу ее не бил. Он не пил, не курил, не «гулял по бабам». Он всегда был вежливым, добрым и умным человеком и остается таковым по сей день. У нас была большая квартира, полный холодильник, импортные вещи, иномарки с водителями, когда все мечтали о жигулях, мы регулярно ездили за границу. Однако матери всегда чего-то не хватало, и она находила нелепые поводы для насилия, которое она не стеснялась применять.

В тот день папа ушел от нас и началась самая черная полоса в моей жизни. Самым страшным звуком моего детства было шарканье маминых тапок, когда она шла по коридору. Я молился чтобы она прошла мимо нашей комнаты в сторону кухни или туалета. Мать регулярно избивала нас с сестрой. Часто она выгоняла нас, икающих от слез, из дома. Иногда в одних трусах. Зимой.

Однажды, когда мы с сестрой в очередной раз оказались на морозе и не знали куда идти, мы уехали в Наро-Фоминск к бабушке на электричке. Никто не спросил, куда двое темнокожих детей едут без родителей. Никто не протянул руку помощи. Но каким-то образом мы нашли в себе силы уехать без денег, знания дороги и поддержки. В поезде было негде сесть, и мы решили выйти в Апрелевке, чтобы дождаться следующего. Мы думали, что поезда ходят так же часто, как метро. Нам пришлось стоять на морозе 45 минут, и я уже не чувствовал пальцев ног, но следующий поезд оказался забит еще плотнее, и нам пришлось ехать, стоя в пахнущем мочой и сигаретным дымом тамбуре. На удивление, я был спокоен и радовался, что с каждым стуком колес наша проблема все дальше и дальше.

Тогда я понял, что смирение с насилием — это трусость. Давать отпор матери, которая в разы сильнее нас, было бы глупостью и только усугубило бы побои. Бегство — был единственный храбрый поступок, который могли сделать дети, чтобы избежать домашнего насилия.

Однажды, после очередных побоев, сестра не выдержала и позвонила папе. В нашей семье это считалось вершиной предательства, и было равнозначно переходу на сторону врага в выдуманной матерью бессмысленной войне. У меня был выбор – присоединиться к протесту, или продолжать молчать. Я встал на сторону сестры, и я до сих пор ни капельки не жалею и восхищаюсь ее смелости.

Начались суды, комиссии по делам несовершеннолетних, позор и стыд, но главное – побои дома прекратились. Однако, вскоре после этих событий, на меня впервые напали скинхеды. Их было человек 15, двое меня держали пока остальные били ботинками со специальными железными накладками, чтобы было больнее. Мне сломали нос, который потом долго собирали по кусочкам в Морозовской больнице. Милиция отказалась заводить дело несмотря на то, что имена нападавших были известны. Всего, в период с 12 до 19 лет, на меня было совершено 8 подобных нападений, и еще примерно столько же я избежал бегством. Ни разу милиция не согласилась заводить дело.

В итоге у меня началась паранойя, и я принял решение не выходить из дома без экстренной необходимости. Друзья меня жалели, носили мне еду, но мое решение не поддерживали. Некоторые до сих пор меня заверяют, что никакого фашизма в России не было и нет, а всех этих скинхедов я выдумал.

После двух лет взаперти, в один прекрасный день, я собрал рюкзак и уехал путешествовать. Мне было не важно куда, важнее было откуда. Это был мой способ выразить свой протест и погасить то жгучее чувство несправедливости, которое не покидало меня в России с детства.

Кто-то скажет, что так поступают трусы, но для меня это был самый храбрый поступок в моей жизни. Мне был 21 год, у меня не было работы, образования, денег, планов, знакомых или родственников за границей. Была только мечта – снова услышать тот успокаивающий стук колес и ехать, ехать и ехать, как можно дальше от насилия и несправедливости.

Сейчас, 15 лет спустя, у меня есть все - образование, хорошая удаленная работа, деньги, друзья и родственники за рубежом, и нет никакой зависимости от России - на меня никак не повлияли санкции. За 15 лет я ни разу не подвергся насилию и только один раз столкнулся с грубостью у банкомата в Гималаях.

Мой отъезд в никуда стоил того, и будь у меня шанс вернуться в прошлое, я поступил бы так же, только уехал бы раньше, потому что на преодоление сложностей всегда уходят годы, и чем раньше начнешь с ними бороться, тем раньше их преодолеешь. Так что если вы хотите уехать, но думаете что «вас там никто не ждет» – помните, что в данной ситуации уже не важно куда, важно от чего, и когда.

Я часто мысленно провожу аналогии между той ситуацией со своим окровавленным отцом на коленях, которого била пьяная мать и русской землей, которую насилует шайка каратистов-алкоголиков в белой горячке, на глазах у всего населения. Она стоит избитая на коленях, растерянно пытаясь нащупать осколки мирного времени. У нее из головы течет кровь, и она просит о помощи, но мы бессильны и не можем помочь. Все что мы сейчас можем сделать – это убежать, чтобы хотя бы не быть частью той толпы, которая молча стоит и смотрит на происходящее, а кто-кто даже одобряюще улюлюкает. Иногда бегство – самое разумное, что можно сделать, особенно когда один из каратистов с улыбкой сумасшедшего достает из кармана гранату, а толпа ему аплодирует.

Сейчас я понимаю, что каждая оскорбительная фраза в мой адрес делала меня сильнее. Каждая разбитая о мою голову бутылка скинхеда подталкивала меня ближе к свободе. Каждая пощечина моей матери делала меня тем, кто я теперь есть – независимым и крепким человеком мира. Теперь уже гордым «человеком без родины».

Сегодня, и каждый день я буду молиться за то, чтобы мои украинские друзья тоже становились сильнее и крепче с каждым ракетным ударом, каждой пулей и каждой гранатой. Вы справитесь. И вам, в отличии от русских, будет чем гордиться, когда все это закончится.

Tough times never last, but tough people do.